Заместитель генерального директора по производству «Газпром добыча шельф Южно-Сахалинск» Андрей Анищенко: «В нефтегазе главное, не замкнувшись в рутине, сохранить способность к творчеству»

31 августа 2021, 04:00

Сахалинская область — один из ведущих нефтегазовых регионов России. В том числе благодаря проектам, которые реализуются на островном шельфе, наполняется бюджет области, реализуются социальные программы, финансируются экологические и общественные инициативы.
Накануне Дня работников нефтяной и газовой промышленности, который отмечают в первое воскресенье сентября, о своей профессии, особенностях освоения месторождений Киринского блока и принципах работы в нефтегазовой отрасли рассказал Андрей Анищенко, заместитель генерального директора по производству компании «Газпром добыча шельф Южно-Сахалинск», которая выступает оператором этих месторождений.

Для начала поздравляю с профессиональным праздником. И сразу хочу спросить — почему вы выбрали нефтегаз? Это какое-то сознательное решение? Обдуманное и осмысленное? Или так сложились обстоятельства жизненные?

Каждому человеку, который задает этот вопрос, хочется, конечно, сказать, что это абсолютно сознательный и самостоятельный выбор мудрого юноши, сделанный много лет назад. Но нет. Это было решение, сформированное моей семьей, в первую очередь родителями, которые всю жизнь проработали в нефтегазе.
Моя мама обучалась в Белоруссии, в Новополоцком университете, и была распределена в город Кстово для работы на нефтяном заводе (в городе расположен один из крупнейших в России нефтеперерабатывающих заводов, который является основным предприятием для экономики Кстово). Отец также начинал работу на нефтяном заводе, а затем, при формировании и развитии промыслов на Ямбургском нефтегазоконденсатном месторождении (гигантское месторождение, расположенное в Ямало-Ненецком автономном округе России) он в составе пуско-наладочной «горьковской бригады» отправился на работу в условия Крайнего Севера. Трудился в компании «Ямбурггазодобыча», которая в дальнейшем стала предприятием «Газпром добыча Ямбург». Он проработал на этом поприще долгие годы, именно из этой компании выходил на пенсию. Мама также проработала на одном из крупнейших российских заводов, который в 2000-е стал частью компании «Лукойл».
Так что, не буду лукавить, формирование сознания и понимания о том, что необходимо продолжать эти семейные профессиональные традиции было не столько личным, сколько шло от родителей.

Как пришли в отрасль?

Начинал, наверное, как и все: в нефтегазовых университетах нашей страны. Лично я пошел в институт нефти и газа имени И.М. Губкина. Поступал туда тоже в продолжение династии — это учебное заведение закончил мой отец. Когда он учился, правда, это был еще Московский институт нефтехимической и газовой промышленности.
Решение идти именно на нефтегазовую специальность было принято под влиянием семьи — сперва я планировал отправить документы для поступления в Московский автомобильно-дорожный институт. В выпускных классах школы моя мечта была в том, чтобы идти по этой стезе и внести свой вклад в развитие автомобильного дела в России. Но в 11-м классе, посидев с отцом за чашкой чая и получив от него исчерпывающие прогнозы на будущую жизнь… Я пришел с ним к согласию относительно работы и поступил в Губкинский университет.
После выпуска в 2004 году отправился сразу на передовую газодобычи. Меня приняли в компанию «Газпром добыча Ямбург», а именно на уже достаточно «пожилой» газовый промысел №7 Ямбургского газового месторождения. Там я сперва работал оператором в «поле» — обслуживал фонд скважин. Потом перешел в службу управления установкой комплексной подготовки газа. Получив определенное профессиональное развитие в рабочей специальности, решил, что нужно идти дальше.
Как раз в этот момент началась активная работа по строительству и развитию промыслов Заполярного месторождения — разработка валанжинских залежей (продуктивные пласты углеводородов, расположенные на глубинах 1700–3200 метров). Это было месторождение, как и наша Киринка (Киринское газоконденсатное месторождение, расположено на северо-востоке Сахалина), газа и газового конденсата. Это было довольно интересно и ново, поэтому я подал заявление с просьбой перевести меня туда.
И в 2008 году я начал трудиться на газовом промысле №2В. Год проработал оператором во время строительства, а в финале обустройства меня перевели на новую должность. Я стал инженером по добыче нефти и газа. На этой позиции оставался до приглашения в компанию «Газпром добыча шельф». Тогда это было предприятие еще без приставки «Южно-Сахалинск» в названии.

Какая ваша главная черта?

Даже не столько главная черта, сколько главные внутренний посыл и принцип. «Не замкнувшись в рутине, сохранить способность к творчеству и новым идеям, но при этом взвешивать каждый свой шаг». То есть не давать себе застояться, но любое решение, хоть рабочее, хоть нет, принимать взвешенно.
Я это воспитываю в себе только по одной причине — в нефтяной и газовой промышленности быстрые неосознанные решения могут привести к последствиям, которые не должны складываться. Поэтому, любые дела и поступки в нашей области должны быть взвешенными, а шаги — безопасными и спланированными. И каждый человек должен оценивать перспективы того, к чему его действия могут привести.

Если бы не собой, кем бы вы хотели быть?

Человек не может быть не собой. Это самое главное. Каждый человек прошел свой индивидуальный путь, встретил именно тех людей, которые были ему предназначены. Эти люди оказали на него влияние и сделали его тем, кем он стал. Ты сам, твоя личность, взгляды — все это изначально формируется семьей в детстве, в школьные годы. Потом к этому процессу подключается институт — наши преподаватели, соратники, профессоры, руководители направлений или групп. Они делают свой вклад в следующий этап нашего взросления. Потом мы попадаем на работу и тут важно, чтобы мы пришли в профессиональный коллектив, к нужным, открытым людям. И запомнили тех людей, которые вкладывают в нас знания по своей профессии. Ведь учеба в любом, даже самом лучшем институте, — это теория, а работа — это абсолютная практика. Дай Бог, чтобы каждому человеку повезло встретить именно таких коллег-учителей, которые заинтересуют в профессии, дадут заряд на развитие и вносят в тебя частичку себя.
Я даже сегодня, спустя столько лет, часто вспоминаю старших операторов Ямбургского месторождения. Они нам, молодым, постоянно повторяли: «Не сидеть, разобрался с одним — иди разбирайся со следующим. Разобрался с этим — иди дальше, узнавай новое». Как раз они мне и рекомендовали идти на новые, строящиеся промыслы, знакомиться с новыми технологиями, получать новый багаж знаний.
Но все-таки отвечу на вопрос «если не собой, то кем». Осознавая, какую жизнь прожили мои родители, мой дед, я бы хотел быть ими. Если не собой — то только ими.

Что больше всего привлекает в нефтегазе? Создается ощущение, что вы влюблены в профессию.

Каждый воспитанный и порядочный человек, который сумел познакомиться с традиционными ценностями и понятиями о чести, он всегда скажет, что человек живет ради какой-то цели. Невозможно жить ради себя. Сначала все мы живем ради своих родителей, потом, когда у нас появляется своя семья, мы живем ради них, ради своих детей. Со временем, в ходе профессионального развития, ты начинаешь жить еще и ради своих коллег. Ради развития чужих детей, чужих семей, ради того, чтобы привнести что-то, что позволит развить, а я патриот, страну в целом. Развитие страны начинается с малого, с конкретных дел и конкретных людей.
Поэтому мне очень приятно видеть практикантов, радостно следить за школьниками, которые интересуются профессией, хотят узнать что-то новое. Я рад, что при мне в Киринском управлении газодобычи сформировался свой сплоченный и дружный коллектив. И сейчас эти люди, которые были первопроходцами технологий эксплуатации подводных добычных комплексов, передают свои знания, свой посыл на развитие новым людям, которые приходят туда. Это поступательное развитие с малого, которое со временем, и приводит к развитию страны — это самое ценное. Это для меня является мерилом влюбленности в профессию.
Ну а если смотреть прагматично, то давайте скажем честно. Наша отрасль — это одна из самых стабильных сфер работы, обеспечения жизни и долгосрочного планирования.

Что вы больше всего цените в людях?

Первое и оно же последнее, поскольку из этого формируется все… В людях я ценю порядочность. Для меня это комплекс воспитания, честности и готовности идти, как бы это не звучало высокопарно, на определенные жертвы ради других.

Вы чувствуете в себе эту готовность?

Естественно, я стараюсь ее всегда поддерживать, осознаю, что она есть и надеюсь ее никогда не потерять.

Вернемся к технологиям. Киринское месторождение — первый в России проект подводной добычи газа. И Вы один из тех, кто стоял у его истоков. Помните, каким оно было в 2013 году?

1 августа 2013 года я приехал на Сахалин. На тот момент месторождение уже было частично освоено. Я не застал тот этап, когда здесь не было никаких дорог, только глухая тайга — до места, например, добирался уже по более-менее проезжему направлению. Помню, что само мое прибытие на Сахалин ознаменовалось ощущением совершенно другого мира и региона. Все было абсолютно незнакомым и непривычным и даже воздух, как мне казалось, отличался от того, которым я дышал до сих пор, по вкусу, цвету и запаху.
Сама Киринка… Я прошел строительство инфраструктуры для освоения валанжинских залежей на Заполярном месторождении, а возведение комплекса здесь принципиально от того объекта не отличалось. Так что для меня это не было чем-то абсолютно новым. Это был такой же рождающийся промысел: металл, стоящий на берегу, остовы цехов, доставленное и уже частично смонтированное оборудование. Даже не живой металл, а мертвый, не работающий. Все это было абсолютно ожидаемым и закономерным для меня.
Для меня интерес перехода на Сахалин заключался в знакомстве с подводным добычным оборудованием. Оно применялось впервые в России, нигде ничего подобного у нас не было. Поэтому мне было безумно интересно это изучать, погружаться в новые глубины профессии.
Главное огорчение, наверное, в том, что наши комплексы невозможно увидеть — все самое интересное расположено на дне моря. Познакомиться «лично» с тем, на чем мы работаем, можно только с помощью телеуправляемого аппарата, который в состоянии осмотреть оборудование с помощью камер.

Хотел спросить, но вы сами заговорили об этом. Всегда, когда заходит речь о Киринском блоке, именно вот эти подводные технологии как-то невольно выходят на передний план. Только про них и говорят. Почему вообще подводная добыча? Зачем изобретать велосипед, когда давно уже на шельфе Сахалина работают платформы, все отработано и отлажено?

Мы должны понимать, что любое решение по добыче газа имеет в своей основе в первую очередь коммерческую составляющую. То есть оценку всех затрат по отношению к результату добычи продукции. Если смотреть на наше месторождение, то это газ и газовый конденсат, который является сырьем для нефтегазовой промышленности. В нашей отрасли целесообразность всегда на первом месте.
И когда встал вопрос того, как работать на Киринском блоке, началось взвешивание всех «за» и «против». Отработанных технологий и суровых условий месторождения, эксплуатационных расходов и затрат на внедрение новых комплексов добычи, необходимых для обеспечения безопасности ресурсов и так далее.
Ведь что такое традиционная нефтегазодобывающая платформа? Это очень объемное сооружение — небольшой вахтовый поселок, расположенный среди неспокойного Охотского моря. На ней трудятся люди, их надо доставлять туда по воде или воздуху, менять периодически. Нужно рассчитывать, к тому же, на различные внештатные ситуации, которые необходимо быстро решать, иногда даже с эвакуацией персонала.
Ко всему этому, учитывая тяжелую ледовую обстановку в Ногликском районе, надо прибавить колоссальные затраты на противодействие воздействию льдов на конструкции. Это требует значительного их усиления и масштабных мероприятий по недопущению повреждений, каких-то критических ситуаций.
Соответственно, сравнили варианты, посчитали. И поняли, что появился новый вид технологий, который можно было бы успешно использовать на нашем месторождении — это подводный добычной комплекс. И мы все это освоили — представляете, какая школа? Сколько нового узнали наши ребята?
В чем глобальная идея такого метода добычи? Подводная добыча позволяет разместить все оборудование на дне, выводя продукцию через трубопроводы на берег, где она обрабатывается и хранится. Благодаря этому нет платформы, ее не нужно постоянно обслуживать, держать там персонал, заниматься его обеспечением. Из-за этого затраты на эксплуатацию значительно снижаются.
Да, подводное оборудование дорогое, специфичное, требуются значительные силы на его монтаж, есть особые требования к подготовке персонала. Но вот это снижение затрат на эксплуатацию окупается сторицей.

Как все это происходит? Если можно на словах объяснить.

В целом тут нет значимых отличий от традиционной добычи на земле — ну кроме места размещения комплекса, конечно. Наши скважины пробурены на глубину чуть более двух километров в определенных точках, где самые оптимальные условия забора продукции из пласта. Через них выводятся газ и газовый конденсат. Устье скважины, ее выход на поверхность, расположено на дне моря. Там смонтирована фонтанная арматура и другое оборудование, которое позволяет правильно эксплуатировать скважины, а в случае какого-либо происшествия прекратить выход и отбор пластовой продукции и выполнить все мероприятия, необходимые для обеспечения безопасности.
От каждой скважины проложен индивидуальный трубопровод-шлейф, по которому транспортируется добытое сырье. Но на берег нет смысла вести множество труб. Поэтому в центре Киринского месторождения смонтирован сборный подводный манифольд — это узел, в который приходят шлейфы всех скважин, объединяются в единый поток и уже по общему трубопроводу сырье транспортируется на береговой комплекс.
Там газ и конденсат разделяют, особым образом обрабатывают, чтобы подготовить к хранению и транспортировке. И закачивают в транспортные магистрали — газ идет в систему «Сахалин-Хабаровск-Владивосток», а конденсат мы передаем нашим коллегам из «Сахалин Энерджи», которые реализуют проект «Сахалин-2». Но в целом установка у нас типовая — подобные применяются на многих промыслах России. И на Крайнем Севере, и в Западной Сибири — в Сургуте, Уренгое, Ямбурге. Везде.
Так что наша изюминка именно вот в этой подводной системе добычи — мы первые и пока единственные в стране применили этот более оптимальный и выгодный, чем традиционные шельфовые платформы, способ.

И, я так понимаю, с точки зрения не только затрат, но и безопасности подводная добыча газа тоже имеет преимущество перед традиционной.

Да, 90 метров моря надежно защищают наше оборудование от большинства опасных факторов поверхности: какой бы ни была ледовая обстановка, волнение моря и так далее, это никак не может повредить комплексу.
Что касается противодействия внешним факторам, способным преодолеть толщу воды. Каждый из наших объектов закрыт защитной конструкцией. Это очень массивные и серьезные сооружения, которые защищают от рыболовецких тралов, потенциально падающих в толще воды предметов и так далее.

Как собирали это оборудование? На глубине 90 метров людям довольно тяжело работать?
Все оборудование, которое мы используем на нашем объекте — заводской готовности. То есть, тот же самый манифольд прибыл на месторождение как единый элемент — у него свой паспорт, сертификат, есть исследования безопасности. При обустройстве месторождения его просто доставили в определенную точку и при помощи специального судна опустили на дно. И так с каждым элементом.
Для соединения оборудования в единую систему на каждом элементе предусмотрены точки крепления — эта система позволяет надежно и безопасно зафиксировать элементы подводного добычного комплекса. Что касается укладки трубопроводов. Сейчас это успешно делают с судов. Основной монтаж трубопровода идет на поверхности, а потом под определенным углом уже «сшитое» полотно спускают в заданные точки на дне моря.
Вот по такой же технологии велся монтаж и нашего добычного комплекса. Вообще, все это напоминает огромный конструктор: набор элементов спускали на дно, соединяли друг с другом.
Да, на этапе строительства и глубоководные водолазы работали, и телеуправляемые подводные аппараты применяли, которые проводили часть работ. Это был очень большой и интересный комплекс работ. При мне все это уже было собрано, смонтированы основные элементы и даже начинались испытания, проходил подъем давления и первые пробные приемы продукции.

Сегодня Сахалинская область — живет в нефтегазовом настоящем благодаря существующим шельфовым проектам. Но, как я понимаю, именно проект «Сахалин-3» — это газовое будущее островов?

Проект «Сахалин-3» состоит из двух основных элементов.
Это Киринское месторождение, которое уже в строю. Мы его запустили еще в 2013 году и совокупно добыли уже более 5 миллиардов кубометров газа. Пока оно работает не на полную мощность, но постепенно развивается. Год от года здесь наращиваются объемы добычи. Все это расписано в проектной документации, определена очередность ввода каждого объекта.
Следующий перспективный проект — это Южно-Киринское месторождение, оно более значительное по объему извлекаемой продукции. По проекту эта часть «Сахалина-3» будет способна давать около 21 миллиардов кубометров газа ежегодно — этот показатель сравним с половиной (35 миллиардов кубометров по итогам 2020-го года) всего объема газа, который сегодня добывают на Сахалине.
Так что, да, можно сказать, что «Сахалин-3» — это проект, который станет основным газовым активом Сахалинской области на следующие десятилетия. И обеспечат островной регион и наших соседей экологичным и эффективным топливом.